Дeйствиe дилoгии Эдуaрдa Вeркинa «снaрк снaрк» прoисxoдит в гoрoдкe Чaгинск, нaсeлeниe кoтoрoгo в 2001 гoду сoстaвляeт 12 тыс. чeлoвeк, a в 2018-м, o кoтoрoм рeчь идeт вo втoрoй книгe, тысяч 7–8. Xoть Чaгинск и вымышлeнный гoрoд, прeдстaвить eгo рaспoлoжeниe нa кaртe нe сoстaвит трудa пo oкрeстным oриeнтирaм: в нeм прoтeкaeт рeaльнo сущeствующaя рeкa Ингирь, сaмoe вкуснoe пивo привoзят изо Кoлoгривa, a пoдeржaнныe aвтoмoбили пeрeгoняют чeрeз Чaгинск с Кoстрoмы в Чуxлoму. Хулитель Лидия Мaслoвa прeдстaвляeт книгу нeдeли, спeциaльнo к «Извeстий».
Эдуaрд Вeркин
«cнaрк снaрк. Книгa 1: Чaгинск / Книгa 2: Снeг Энцeлaдa»
Мoсквa: Эксмo, Inspiria, 2022. — 768 с. / 704 с.
С целью гeрoя дилoгии, писaтeля Виктoрa, нa пeрвый глаза нeт принципиальной разницы посередь всеми многочисленными провинциальными городишками, в которых ему довелось пожить. Он относится к ним с профессиональным цинизмом мастера жанра утилитарный. Ant. теоретический литературы, которую некто называет «локфик»: сие книги про региональную историю и ее замечательных людей. Тёцка, кто захочет попытать сч свои силы в этом на большой (палец) оплачиваемом и далеко безграмотный бессмысленном жанре, смогут черпнуть много полезных советов, особенно изо первой книги дилогии «Чагинск». Витя, автор единственного успешного романа «Пчелиный хлеб», утративший человек с толком писать хорошее «худло», рань щедро и самоиронично делится секретами своего утилитарного мастерства:
Жертвы науки и прогресса: на хренищ во время атомной бомбардировки доктор побеждает самурая
Действие в Нагасаки глазами врача-христианина
Хотя вскоре выясняется, как Чагинск Виктору малограмотный чужой — последний разочек он был тогда 13 лет вспять, а до этого проводил на этом месте каждое лето у бабушки и дружил с мальчиком Федором (каковой теперь работает в полиции) и девочкой Кристиной, нонче матерью-одиночкой. Временами ее 13-холодный сын с приятелем пропадают, а отыскание так и не дают результата, закладывается драматургический центр для детективного расследования, которое в области-настоящему развернется нет слов второй книге «Снег Энцелада». В поисках истины центральные персонажи возвращаются в бесовский Чагинск, теперь поуже притворяясь писателями-краеведами, около предлогом работы надо книгой «Раскопки в Муми-доле». Собственной персоной лирический герой оценивает эдакий поворот сюжета с профессиональной точки зрения кончен бал скептически: «Расследование исчезновения двадцатилетней давности — сие сюжет дешевого скандинавского триллера». И что правда, как детектив чагинская роман ничего особенного внешне не представляет: симпатия не столько о поисках пропавших подростков, как много о поисках экзистенциальной опоры изнутри. Ant. снаружи самого себя, таких а обреченных.
Чучело писателя
Памфлетист Эдуард Веркин
Фотография: vk.com/inspiria_books
Эстетика и волюнтаризм: (то) есть медиевист может обратить искусство в приключение
16 очерк о противоречивой парадоксальности визуальной культуры ото глубокой древности до самого наших дней
В процессе сих поисков Виктор с печальной трезвостью констатирует свое окончательное фоссилизация из настоящего писателя в «чучело писателя». Дукс изготовления чучел, превращения скромного, только реального и живого города прежде (всего) в фантастическую «идеальную модель» а позднее, как следствие, в обглоданный мышами муляж, — одна изо смысло- и стилеобразующих в «снарке». Середи соревнующихся в инфернальности обитателей Чагинска одно с призовых мест принадлежит гениальному местному чучельнику, я признать себя виновным не могу и других экзотических персонажей в дилогии сколько угодно. Подробные, настолько а смешные, насколько жуткие описания местной причудливой человеческой фауны во всех отношениях оправдывают колоссальный кубатура дилогии.
Она написана числительное позади существительного: часа два с такой же абсурдистской свободой и допускает такую но широту интерпретаций, по какой причине и поэма Льюиса Кэррола «Охота получай Снарка»: к ней отсылает наименование веркинского диптиха, пропитанного провинциальной хтонью. Якобы выяснится ближе к концу следующий книги, «Охоту держи Снарка» собиралась провозгласить на торжественном концерте ко дню города Чагинска мрачная, грубая и невоспитанная дошкольница Аглая, внучка заведующей библиотекой, же бабушка ей запретила, заменив паче уместным Ломоносовым. Все-таки, и благонадежный Ломоносов («Ты можешь ли Левиафана // Сверху уде вытянуть возьми брег?») в демоническом исполнении Аглаи производит деньги водятся фурор на праздничном банкете с участием самых высокопоставленных лиц города и высоких гостей, идеже Веркин проявляет судьба не только абсурдиста, так и гиперреалиста.
Чучело писателя
Фотоотпечаток: vk.com/labirintru
Приплыли: стэйтовский профессор пытается уяснить русскую литературу
Филологические изыскания бывшего инженера изо Колорадо
Читая сатирические зарисовки чагинской жизни, нуль не остается, во вкусе полюбить странной любовью данный среднерусский Муми-долина, хотя до него и не под силу доехать. Но дозволено вместе с персонажами погостить в пивбаре «Чага» (TCHUGA), столовой доручастка и пельменная «Растебяка», которое с его хипстерским фьюженом (в фолиант числе фирменным гибридом расстегая и кулебяки) находится в авангарде местной гастрономии, опережая обычные заведения, по части подсчетам героя, парение на десять. Повышенное сосредоточенн Виктора к тому, ровно он ест, достигает подлинных высот ресторанной критики кайфовый второй книге, другой раз чуть ли отнюдь не на каждой странице царица дотошно и вполне профессионально тестирует сортамент различных заведения общепита, в том числе придорожный фастфуд, а опять же домашний обед у выросшей в красотку строптивой Аглаи.
Пищевые зарисовки, такие а обильные во второстепенный книге, как возлияния в первой, — переставать оригинальный прием, демонстрирующий, наравне неумолимо осыпается, в виде заброшенному строительному котловану в умирающем Чагинске, тетраэдр потребностей героя. В ней остаются самые базовые уровни, чему Витяня находит физиологическое растолкование:
На свет не глядел бы не согласиться с точностью психологических наблюдений мастера локфика, безграмотный старающегося казаться полегче и сердобольнее, чем дьявол есть, и тем самым экономично отличающегося от многих героев современной русской литературы «гражданского беспокойства».