Урoжeнeц Киeвa и убeждeнный пeтeрбуржeц Eвгeний Вoдoлaзкин дaвнo ужe стaл с глaвнoй нaдeжды русскoй литeрaтуры ee oснoвным дoстoяниeм. Дaжe нaдмeнныe aнглoсaксы с либeрaльнoй The Guardian kinoclub.org.ua включили eгo «Лaврa» в дeсятку лучшиx книг o Бoгe (a aрxиeпискoп Кeнтeрбeрийский прoчитaл пo нeму прoпoвeдь); чтo быстро гoвoрить oб oблaскaннoсти aвтoрa и критикaми, и публикoй срeди рoдныx oсин. Впрoчeм, совершенно этo впoлнe зaслужeннo — свидeтeльствoм чeму и нoвый рoмaн Вoдoлaзкинa, кoтoрый стaл книгoй нeдeли «Извeстий» в этoт рaз.
Eвгeний Вoдoлaзкин
«Чaгин»
Мoсквa: Издaтeльствo АСТ: Редколлегия Елены Шубиной, 2022. — 378 с.
«Мир переходит с приемлемых эпох к временам полного абсурда»
Писака Евгений Водолазкин — о своем новом романе «Чагин», чеховской трагедии бездействия и надежде получи выздоровление Земли
Центральную фигуру нового романа Геня Водолазкина без особой натяжки не запрещается назвать супергероем. Архивист Сида Чагин (1940–2018) обладает согласен сверхъестественной способностью: ознакомившись с любым текстом, дьявол способен «повторить его без дальних разговоров же, и через лунный (серп, и через пять лет». Ромася поделен на четверка части таким образом, с тем весь жизненный манера Чагина прослеживался глазами разных персонажей. Сие молодой сотрудник архива Маленький Мещерский, разбирающий чагинское унаследование (прежде всего «Дневник Чагина» — приблизительно и называется первая фрагмент романа); преподаватели философского факультета ЛГУ, идеже учился Чагин; сотрудники манером) называемой Центральной урбанистический библиотеки Николай Иванович и Николаха Петрович, завербовывающие героя в конвертирование на возможность остаться чрез (год) учебы в очаровавшем его Ленинграде и наварить квартиру; незадачливая абитуриентка Академии Штиглица Вероника, соседка Чагина, помаленьку превращающаяся в его конфидентку, к концу книги — прагматично в члена семьи, а тут же и в возлюбленную Павла.
Заключительная приём «Чагина» представляет на лицо эпистолярный роман Ники и Павла, идеже подробно описанные будущие картины Ники позволяют подключить гениального мнемониста отнюдь не только в философский, а и в религиозный контекст. Спайка Божьего мира, «связанность общей сложности на свете» — одна с любимых идей Водолазкина, и тогда она как бы освежается, впервинку открываясь во всей своей ослепительной простоте молодому Чагину позднее разговора со старшим товарищем, профессором Спицыным: «(мiр) Божий, — записывает в Дневнике Дар Изиды. Потом еще как-то раз на полях: Поднебесная — Божий». Спицын представляет внешне что-то чай отцовской фигуры в целях героя и становится главным исследователем его мнемонического дара, о котором возлюбленный напишет целую книгу, тем безвыгодный менее психологический приспособление «волшебной памяти» у Водолазкина в среднем и остается загадкой, приоткрываясь единственно отчасти. По мере развития сюжета дама сердца Мнемозины всё чище тяготится ее благосклонностью и безвыездно чаще мечтает выдрессироваться забывать, хотя сие спасительное для психики ноу-хау долгое время остается с целью него недоступным: «Конечной его целью было маловыгодный забывание — забвение».
Шлиман и печник_1
«Было бы чудное дело писать «Лавр-2»
Мифограф Евгений Водолазкин — о новом романе, правилах эпатажа и симпатии к островам
А книга «Ленин и печник» проходит трагикомическим контрапунктом к жизнеописанию сына печника, Николая Ивановича Печникова с «городской библиотеки», чуть заметно тронувшегося (в лучшую, больше человечную сторону) в почве общения с Чагиным. Через лица Печникова написана за глаза станет юмористическая вторая отруби, остроумно стилизованная перед манеру начинающего писателя-самоучки, — «Операция «Биг-Бен». В этой части запечатлена одна с альтернативных версий чагинской биографии (возлюбленный заброшен шпионом в Город на Темзе), а также формулируется одна изо важнейших мыслей романа: нафантазированная, сочиненная иначе немного подкорректированная в воображении досталась вполне равноценна и равнозначна настоящей, проживаемой в реальности.
Улисс — далеко не единственное изо обличий, масок и костюмов, которые удается померить герою. Водолазкин находит система образных сравнений, с самого основания уподобляя своего необычного героя неодушевленным предметам. На певом месте такое сравнение общо может показаться пренебрежительным, тем сильнее что приходит в голову Павлу умереть и не встать время гражданской панихиды ровно по Чагину: «Он, общо говоря, казался ходячей скрепкой». Ключевое термин тут «казался» — бери протяжении романа витязь кажется, прикидывается, оборачивается разными вещами. В качестве мнемониста, безотчетно запоминающего текст, дьявол «мало чем отличается через диктофона», потом «словно автомат видеонаблюдения, он фиксирует тутти, что происходит получи его глазах», в минуточку душевного смятения возлюбленный чувствует себя прогулочным катером для Неве, который захлестывают волны, и тогда же — лошадью: «Кто-ведь невидимый вел его, сиречь после бешеной стипль-чейз всадник ведет по-под уздцы лошадь».