1 декабря, 2017 
adminGWP 
Нарядная гуашь «Дети на лужайке» Малевича (1908). Фото: предоставлено пресс-службой проекта.
Павильон-постамент, увенчанный скульптурной композицией Веры Мухиной, скорее всего, пришелся бы Малевичу по вкусу в качестве экспозиционной площадки. Его формы напоминают представленные на выставке архитектоны (объемные супрематические модели) авангардиста. А над оформлением трудились, в частности, его ученики Николай Суетин и Константин Рождественский.
При входе звучат возгласы с апломбом: «Свезли из провинции добра! Нашли чем удивить!». Это тот частый случай, когда надменные комментаторы оказываются, мягко говоря, людьми несведущими. Даже в расцвет творчества автора «Черного квадрата» (1915) не баловали вниманием в столицах, поэтому свои лучшие работы он продавал в Госфонд, который распространял их по провинциальным художественным музеям.
Фото: предоставлено пресс-службой проекта.
Из нижегородского доставили колоритного «Косаря» (1912), который пробивает на эмоции иконным началом. Здоровый крестьянин с косой взирает на зрителей, словно святой с церковных образов. «Жница» того же года, прибывшая из Астраханской галереи им. Догадина, заполняет все квадратное поле картины и состоит из упругих объемов, из которых солнышко подсвечивает только торс. Гимн сельской труженице. Характерен для Малевича, любившего занятых жатвой барышень. Из Красноярского музея им. Сурикова явились «Дама и рояль» (1914) — попробуй отыскать их на полотне. Малевич к этому времени уже погрузился в период провокации и зауми.
Фото: предоставлено пресс-службой проекта.
Другое дело «Дети на лужайке» (1908) — однозначный шедевр выставки, с которым таки расстался ГМИИ им. Пушкина (Третьяковка и Русский музей в работах отказали). Вещь настолько чистая и нежная по исполнению, что едва ли находится человек, сумевший пройти мимо. В идиллической картинке силуэтные цветастые фигурки ребятишек напоминают аппликации, наклеенные на плоскостной изумрудный фон. Нарядная гуашь ненавязчиво отсылает к технике вырезанных платьев для кукол.
Работа стилистически перекликается с «патриотическими лубками», которыми Малевич безумно гордился, каждый аккуратно подписывал. Это литографические плакаты и открытки, созданные в Первую мировую. Батальные лубки приковывают внимание не только броской яркостью и мастерскими гротескными изображениями, но и текстами Владимира Маяковского.
Фото: предоставлено пресс-службой проекта.
По соседству выставочная редкость — флакон одеколона «Северный» (1911). Малевич — автор не только эффектного пузырька в виде ледяной скалы с медведем вместо крышки, но и его рекламы, размещенной в газетах. И это лишний раз доказывает, насколько серьезно Малевич относился к тексту, тем более сопровождающему его произведения.
— Стиль Малевича, порывающий с общепризнанными литературными и языковыми нормами, при поверхностном знакомстве кажется неуклюжим, безграмотным, варварским, — говорит куратор выставки Александра Шатских. — Читать его сочинения трудно. Но этот труд вознаграждается сторицей. Вникая в насыщенную, плотную, органично-корявую речь Малевича, — по ошеломляющей выразительности она подчас напоминает прозу Андрея Платонова, — невозможно не поддаться совершенно особому ее очарованию, если не сказать магии. Неологизмы и этимологическая свежесть малевичевского словоупотребления, восходящие к поэтике будетлян и заумников, энергия мысли, озаряющая тугую, шероховатую фразу, обнаруживали все ту же креативную мощь, которой столь полно, столь щедро был наделен гениальный инициатор супрематизма.
Фото: предоставлено пресс-службой проекта.
Обилие документального материала (письма, книги, дневники) позволяет понять, почему литературное творчество Малевича вызывало неприятие современников. Стиль его словесности и сегодня подчас не подается усвоению. Убеждаемся в этом, читая и письма Малевича Элю Лисицкому, Льву Антокольскому. В них Малевич без фальши; такой, каким был на самом деле.
Как он выглядел, можно увидеть на единственной сохранившейся документальной киноленте, впервые показанной в Москве. Художник тут выступает в роли шустрого зазывалы, который загоняет народ на открытие Выставки петроградских художников всех направлений 1918–1923 годов в Академии художеств (май 1923 го). Лица Малевича тут не разглядеть, зато его подробно можно рассмотреть на карандашном портрете, выполненном Владимиром Татлиным в 1912–1913 гг. Не случайно именно здесь, где соединяются два титана русского авангарда, ведется разговор о супрематизме, по которому мы лучше всего знаем Малевича.
Из открытий для московского зрителя может стать генеалогическое древо. Согласно которому Малевич никакой не разночинец, а самый настоящий дворянин, род которого восходит к XVI веку. Семья — самый проникновенный сюжет выставки, который раскрывается в основном через письма и фотографии.
— На ваших глазах человек без дипломов, общеобразовательного и художественного, проходит путь становления как художник, — резюмирует Шатских. — Творчество Малевича при его жизни вызывало волну неприятия. Об идеологическом, мировоззренческом отторжении супрематических идей и говорить не приходилось — слишком разительно отличалось исповедуемое художником великое Ничто от оптимистической, «единственно верной» теории марксизма-ленинизма. Да, свобода разрушения для него важна. Но только чтобы расчистить поле и построить на нем что-то новое. И только Малевич смог этого добиться. Общественный темперамент, личностные качества прирожденного лидера выдвинули его в ряды деятелей искусства, с большой энергией приступивших к строительству новой культуры.
Лучшее в «МК» — в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram
Опубликовано в рубрике