В этот момент я почувствовала, как респектабельный зал, по-разному смотревший зрелище, содрогнулся. Фойе расширилось, углубилось и поменяло цвет. Растягивая гласные и множа согласные («неттт, твой укоррр…»), при этом актеры дрожат телами. Со стен и колонн содрана обшивка — просто камень цвета темноватого песка. А вот его точно не узнать: «похудел» вдвое и как будто сузился (из 450 мест осталось примерно 150 — для «Вакханок», а вообще рассчитан на 250). Зал. фото: Геннадий Черкасов
Татьяна Юмашева (Ельцина) с супругом. Представители арт-сообщества (креативные директора, кураторы, художники) — в непринужденном общении с банкирами. фото: Михаил Гутерман
Елена Морозова в роли Дионисия
Церемония поделена на три части и три места: 19.00 — гостиница «Интер Континенталь», где тусовка с шампанским через стекло наблюдает видеоинсталляцию на фасаде самого театра — а это уже вторая часть (20.00) — и последняя: премьера трагедии «Вакханки» Еврипида в постановке известного грека Теодороса Терзопулоса. Но кроме любопытства и желания получить в театре что-то новенькое (а кому-то только модное подавай) есть еще причина, по которой имеет смысл заглянуть на «Вакханок», — это работа актрисы Аллы Казаковой (играет Агаву — мать, которая в вакхическом экстазе убивает собственного сына). А тут еще на Тверской, рядом с хорошо одетой публикой, какая-то в платке до глаз старушка на коленях просит милостыню Христа ради. Сергей Капков, глава Департамента культуры, загорел и имеет довольный вид: в его ведомстве модное пополнение. Довольно скромно держатся Татьяна Юмашева (Ельцина) с супругом. От прежнего интерьера самого скандального в недавнем прошлом, а теперь самого тихого театра Москвы сохранены все лестницы со знаменитыми балясинами, но они отшлифованы и очищены от белой блестящей краски. Стены — черные. Теперь здесь стильно, но не так, как скажем, в театре у Женовача (кстати, на улице Станиславского). Пока публика рассаживается и раскланивается, на себя обращает внимание группа женщин из первого ряда с высоко взбитыми прическами: три блондинки, одна брюнетка и одна с зализанными волосами. А пока предлагает шампанское с маленькими канапешками. Гардероб спустили вниз, там же — туалет в черно-белой гамме на 16 кабинок, что в расчете на 250 зрителей все-таки гарантирует отсутствие очереди. 21.00. фото: Геннадий Черкасов
Ольга Свиблова
Фасад «Станиславского» эффектно заливают светом — он в клетку, полоску и прочие геометрические фигуры, из которых наконец проступает лицо Константина Сергеевича в ореоле вращающихся, как у мельниц, крыльев. Публика как показатель буржуазного театра — хотя первая премьера, по уверению постановщика, к буржуазному театру отношения не имеет. Юхананов, новый худрук электротеатра, заметно нервничает; Михаил Швыдкой с семьей; из Питера прилетел худрук Александринки Валерий Фокин. Ольга Свиблова, как всегда, в экспрессии, сдержанная Ирина Прохорова. Как только началось действие, мало кто заметил, что слева вдоль стены незаметно прошел мужчина в темном костюме и по-тихому разбил тарелку о темную стену — так не пафосно греческий режиссер пожелал «Вакханкам» ни пуха. Дионис принес нам эту технику», — так говорил в процессе работы греческий режиссер (он же — сценограф, художник по свету и костюмам). Не специально: несчастную (или профессионалку?) жизнь сама вписывает в презентабельное событие. Сцены как таковой нет (для премьеры не нужна). фото: Геннадий Черкасов
Сергей Капков
«Вакханки»… Надежды мало, что кто-то знает или помнит, о чем в переводе Иннокентия Анненского трагедия Еврипида — самого младшего из триады знаменитых трагиков. Вообще-то еще год назад открываться обещали «Синей птицей» в постановке Бориса Юхананова, но по каким-то причинам «Станиславский» начинается с древнегреческой трагедии — очевидно, празднику должно соответствовать очень высокое искусство. Трибуна с креслами под крутым углом и два балкона по ее краям. Впрочем, портрет надо смотреть с противоположной стороны Тверской, и только с определенных точек: шаг в сторону — и основатель Художественного театра превращается просто в череп с проваленными глазницами. «Артист буржуазного театра играет грудью, а греческая трагедия живет внизу. Судя по театральности причесок, это персонажи трагедии — реплики современности в древней истории. Теперь это в театрах имеет значение, но пока не настолько, чтобы затмить суть самого театра. Электротеатр. В глубине фойе сквозь окно, что во всю стену, виден дворик, и сотрудница пресс-службы Варвара Пушкарская объясняет, что во дворике к лету будут кафе и летняя сцена — вот же она, на макете. Монолог матери, обнаружившей чудовищное убийство собственного дитя, напоминает великую картину Мунка «Крик». Но даже тем, кто в курсе про бога Диониса, его обезумевших поклонниц-менад, разрывающих в оргиях даже диких зверей, поначалу сложно воспринимать текст, который к тому же произносится артистами особым способом. Единственный за полтора часа момент, когда созерцательность рационально просчитанного действия внезапно улетает на не просчитанную трагическую высоту. Да и неподготовленному зрителю, который в кассе или Интернете купит билеты, зрелище — визуально эффектное, местами магнетичное (музыкальный ритм, полуобнаженные до дрожи тела, сочетание черного с красным в сплошь гофрированных тканях, 60 бутылочек с красным содержимым по заднику) — будет не просто, но неожиданно познавательно. Может, такой и была истинная древнегреческая трагедия? Благодаря электротеатру можно получить представление о том, как играли трагедию в Древней Греции и как ее переосмыслил современный художник. И хор вакханок (восемь молодых актеров), и женоподобный Дионис (Елена Морозова) дрожат собой. Это должно быть мучительно и достигается упорным трудом — ползать, дрожать и нести сложный текст. Буфет: большая стойка, пока нет меню, но бармен Никита, улыбающийся во весь рот, говорит, что бутерброды будут у них «суперские».