27 марта, 2017 
adminGWP 
фото: Анастасия Гнединская
«Однажды в нашем коридоре умер бомж…»
Самая большая коммуналка России занимает весь первый этаж пятиэтажки. На втором, третьем, четвертом этого самого обычного дома живут обладатели пусть не самых роскошных, но отдельных квартир. А на первом быт людей вывернут напоказ, будто внутренности экспонатов Кунсткамеры.
«Улица Детская, дом 17, квартира 2». Штемпель с этим адресом сейчас стоит в паспортах сорока жильцов. Еще несколько лет назад их было вдвое больше — 10 семей все же расселили отсюда. Но это, что называется, де-юре. Сколько людей проживает здесь фактически, установить сложно. Некоторые собственники, не выдержав сурового быта, решили снимать отдельную жилплощадь. Комнату же сдают. И понятно, что не одиноким докторам наук.
Первое, что бросается в глаза в подъезде квартиры №2, или, как принято говорить в Санкт-Петербурге, в парадной (да, у этой гигантской квартиры есть своя парадная и свой отдельный вход), — установленная на тумбочке ваза с запылившимися пластиковыми ромашками. Тумба здесь вовсе не предмет декора, у нее чисто практическая функция. В противном случае интерьер парадной будут украшать мешки с мусором.
— Ну вот лень, например, нашим нерадивым жильцам ковылять к помойке по мартовской грязи. А балконов нет. Куда мусор девать? Правильно, в парадной оставить, — вводит меня в курс дела жительница этой коммуналки Татьяна Лобунова, которая согласилась провести небольшую экскурсию. — Когда зловоние от этих пакетов вконец измучило одну из наших женщин, она вытащила у себя из квартиры тумбу и установила ее на место, где обычно складировали мешки. Пока этот «лайфхак» работает…
В голосе Лобуновой нет возмущения, скорее ирония: за семь лет в этой квартире она привыкла не только к мусорным мешкам в подъезде.
Парадная выводит в коридор, длинный и темный, будто вход в гробницу. 94 метра от одного конца до другого, 127 шагов. Здесь вполне можно бегать трусцой. Но пока ежевечерне жильцы проходят квест — как, проходя по полутемному коридору, не переломать ноги.
— У нас проблемы с проводкой, из-за чего лампочки очень быстро перегорают. Мы уже их даже не меняем — все равно через день-два погаснут, — объясняет Татьяна.
В тех частях коридора, где свет все же есть, из стен выступают клубки проводов и проплешины от обвалившейся штукатурки. Пахнет сыростью, будто в подвале.
Я квест не прошла — метров через пять споткнулась обо что-то мягкое. Ничего страшного, всего лишь плюшевая игрушка. Но на мой вопль уже выбежал мужчина из кухни.
— Это вам еще повезло, — иронизирует товарищ, представившийся Айдером. — Вот соседка так однажды года три назад шла вечером — и на бомжа наткнулась. Он в коридоре около ванной спал. Как в квартиру попал? Обычно — на входной двери у нас ведь нет замков — заходи кто хочет. Вот они той зимой и заходили к нам погреться.
Один бездомный так и отошел в мир иной в коридорах этой огромной квартиры.
— Скончался — и бог с ним, но у того бомжа была открытая форма туберкулеза, — продолжает сыпать страшилками Айдер. — Пришлось потом вызывать санэпиднадзор, чтобы они обработали все помещения.
Вход в квартиру бездомным после того случая был заказан. И они переместились в подвал, дверь в который тоже была открыта.
— И ладно бы просто там спали, но они начали костры жечь, чтобы согреться. И весь дым повалил в комнаты.
В итоге, говорит мужчина, пришлось проникновенно поговорить с местными дворниками, которые, как выяснилось, и показали бездомным «теплое местечко».
«Некоторым нашим жильцам проще дверь выломать, чем подождать, пока откроют…»
Пройдя налево по коридору метра три, попадаешь на кухню — одну из двух в этой квартире. Если вздумаете снимать фильм о чернобыльской катастрофе, смело приезжайте сюда за декорациями. Обстановка сохранилась еще, наверное, с середины 80‑х. И все, как в домах Припяти, покрыто слоем пыли. Судя по его толщине, не иначе как радиоактивной.
В углу гниют сброшенные кем-то штаны. Рядом с раковиной, эмаль которой приобрела экзотический рыжий колор, стоит калошница. Она здесь вместо табурета. Покрытый газетами стол служит одновременно почтой (почтовых ящиков в квартире нет) и публичной библиотекой. Письма из двух инстанций — военкомата и банка. В первых требуют от обитателей коммуналки отдать долг родине, во вторых — кредит.
На стене самоклеящаяся пленка с натюрмортом. Это единственные продукты на этой кухне — ни еду, ни тем более холодильники здесь отродясь не оставляли.
— Дорогую бытовую технику просто умыкнут. Нашу единственную рабочую плиту уже так вынесли, — вводит в курс дела Айдер. — Что значит «каким образом»? Пришли ночью и забрали. На двери-то замка нет. Остались две плиты — у вот той духовка функционирует, а у ее подруги — одна конфорка.
Но готовят на этой кухне крайне редко — у всех в комнатах установлены электроплитки.
Первое, что приходит на ум: поставьте замок на входную дверь — и не будут у вас умирать бомжи и пропадать электроплиты. Мое предложение встретил коллективный смех. Пожалуй, самоирония — это единственное, что объединяет жильцов этой самой большой коммуналки России.
— Только на моей памяти запоров двадцать поменялось, — объясняет Айдер. — Просто некоторым нашим жильцам, если вдруг они ключи забыли, проще замок выломать, чем дождаться, пока кто-то придет и откроет. Нужно железную дверь ставить, но на нее никто скидываться не хочет.
Айдер стряхивает сигаретный пепел в стоящий на подоконнике пластиковый пакет, до середины заполненный бычками. Даже если бы курили все жильцы этой квартиры, чтобы насобирать такой пакет, им потребовалась бы неделя.
— Здесь никто не убирает? — интересуюсь у мужчины.
— Вам тоже так показалось? — ерничает он в ответ. — Самое удивительное, что убирают. Очередности нет — кого достанет жить в сраче, тот и берется за веник.
Одно можно сказать точно: терпение у жильцов этой квартиры железобетонное.
Унитаз под ключ
Быт в квартире на Детской суров. Настолько, что раньше в душ каждый шел со своим наконечником-лейкой. «А что делать, если утром, придя помыться, можно было увидеть «голый» кран — лейку ночью кто-то скоммуниздил».
Сейчас лейка висит на своем месте, а вот душ в левой стороне квартиры остался всего один. В остальных двух «кабинках» этого санузла трубы просто срезаны.
На полу душевой застыла огромная лужа. Чтобы пройти к крану можно было в тапочках, а не в резиновых сапогах, кто-то бросил на пол доску.
— Это после капитального ремонта у нас так стало. Уклон забыли сделать, чтобы вода уходила. Вот она и скапливается на полу, — продолжает экскурсию Татьяна Лобунова.
фото: Анастасия Гнединская
Сложно поверить, но в 2015 году в этой квартире сделали капитальный ремонт. По крайней мере так выходит по бумагам. Как память после этого «обновления» в душевой на стенах остались следы отбитой плитки, а туалет украсил унитаз с черными разводами на фаянсе.
— Прежний был хоть старенький, но не такой загаженный. Строители старый снесли, а на его место установили этот, явно списанный из какого-нибудь учреждения. Отмыть его невозможно — мы даже металлическими щетками терли.
Теоретически в этом санузле должно быть два «посадочных места», но на двери второй кабинки висит замок. Как в перестроечные времена, в коммуналке на Детской общая собственность рано или поздно становится частной. Унитаз, например, «приватизировал» один из жильцов.
— Прежний толчок кто-то разбил, тогда сосед предложил всем скинуться на новый. Но деньги сдавать никто не согласился. Унитаз он установил на свои — и закрыл на ключ, — рассказывает Татьяна.
Раскол на «правых» и «левых»
На самом деле в этой квартире есть еще и вторые санузел с кухней. Расположены они в правой стороне длинного коридора. Жильцы этой части квартиры за швабру явно берутся чаще соседей: плита вычищена, стены свежеокрашенны, на полу чистый линолеум.
В этой половине коридора даже есть свет!
— Так мы своими силами здесь ремонт делали, — объясняет забежавшая на кухню с кастрюлей борща Екатерина. — Собрали по тысяче рублей с квартиры, закупили краску, напольное покрытие.
Фактически квартира одна, но исторически так сложилось, что она всегда делилась на правую и левую половины. Это как с Уралом, разделяющим нашу страну на две части. Страна одна — а менталитет разный. Так и здесь. Когда еще квадратные метры на Детской были женским общежитием, с одной стороны комнаты давали медперсоналу из Покровской больницы, с другой — из детской инфекционной. Молодые медсестрички из одной больницы вместе возвращались домой, вместе готовили ужин. И ванну драили вместе. С тех пор существует неписаное правило: жильцы справа пользуются своими МОПами (местами общего пользования), жильцы слева — своими.
— И что, «левые» к вам не заглядывают? — интересуюсь у Екатерины.
— Бывает. У них ведь плиты сломаны, а у нас все конфорки работают. И туалеты чистые.
Екатерина клянется: если бы соседи слева за собой убирали, они бы не возмущались.
— Но некоторые из них ходить хотят, а убирать не хотят! Недавно одних нерях с той половины даже со скандалом из нашей уборной пришлось выдворить.
В этой части квартиры на Детской сохранились еще советские правила сосуществования в коммуналке: график дежурств и распределение времени в душе.
— Каждый знает, кто во сколько на работу выходит, соответственно, кто во сколько мыться бежит. Занимать чужое время нельзя. А график уборки у нас негласный. На этой неделе я убралась, соседка увидела и на следующей сама взялась за веник. За столько-то лет приноровились уже.
Лет люди здесь и правда прожили немало. Екатерина, например, ютится в своей комнатке уже 15 лет. Похоронила мужа, сменила работу — а все здесь.
На то, что когда-то эту аварийную квартиру расселят, она уже и не надеется.
— Всем говорили, что нужно приватизировать комнаты — тогда, мол, нашу квартиру быстрее расселят. Мы послушались. И оказались в проигрыше. Ведь всем тем, у кого комнаты были в соцнайме, кроме двоих, выдали отдельные квартиры. А мы здесь прозябаем.
Ольга, еще одна собственница комнаты в правой половине, помнит еще «общажные» времена этой коммуналки. И как потом счастливые обладатели хоть и крошечных, но уже своих комнат любили собраться в праздник на кухне.
Но ностальгии по тому времени нет ни у кого из здешних обитателей. Жизнь чрезмерно большого количества людей в одном замкнутом пространстве сделала из них реалистов.
— Ругались, конечно, не без этого. А что делать, если одна поставила кипятить белье, заняла четыре конфорки и ушла на три часа.
Хотя от плиты здесь обычно все же старались не отходить. Потому как можно было поставить жариться четыре куриные ножки, а придя перевернуть их, обнаружить только три.
— И полотенца с бельевых веревок уходили, и ботинки. Свои, конечно, брали, кто же еще. Мы даже знали, кто это, но они не сознавались. А не пойман — не вор. После того как все социальники съехали, пропажи прекратились.
— А было такое, что крупа закончилась — вы вместо магазина к соседям?
— И сейчас есть. Не только крупа — масло, яйца, порошок.
Это, пожалуй, единственный плюс такого большого числа соседей. Квартплата здесь, например, в разы выше, чем у обитателей отдельной жилплощади. За свою 14-метровую комнату Ольга в зимний период платит 4600 рублей. Для сравнения, за отдельную 38-метровую квартиру в кирпичной новостройке в Адмиралтейском районе моему знакомому приходит счет на 700 рублей меньше.
— Это потому, что у нас счетчики на воду не стоят — расход просто разбрасывают на всех. Как и оплату «общих» квадратных метров — коридора, кладовки, санузлов.
Местные жители уже давно не водят сюда друзей — потому что стыдно. И знают далеко не всех соседей, особенно с другой половины.
— Потому что у нас здесь более сплоченный коллектив, а у них там анархия.
«Раньше у нас жили весело, как в «Доме-2»
На левой половине царящую у них разруху объясняют совсем другими причинами. Здесь якобы сдается больше комнат. А квартиранты — народ не самый чистоплотный.
— Вот в первой от входа квартире живут человек 8, хотя договаривались, что будут всего трое проживать. А в соседней живет большая собака, которую не выгуливают. То есть свои дела она совершает прямо в комнате. А иногда так же поступают и ее хозяева. Как вы думаете, можно в этой ситуации о чистоте в общественной кухне вести диалог? — задает риторический вопрос Айдер.
фото: Анастасия Гнединская
Я, кстати, в ту комнату стучалась. И когда дверь отворили, запах был такой, будто открыли люк мусоропровода.
Другой пример: раньше на левой половине было неписаное правило: в туалете проводить не больше 3 минут, в душе — 15. Днем можешь хоть на час там закрыться, но в утренние и вечерние часы пик изволь думать не только о себе. В общем, даже когда в квартире проживало 120 человек, очереди, уверяют местные, особо не было.
— А теперь есть. Потому что люди правил не понимают. И объяснить я им не могу — языка такого не знаю, — продолжает резать правду-матку Айдер.
Мужчина работает строителем и уверяет: несколько лет назад он предлагал жильцам сделать в общих помещениях ремонт.
— Работу бы я сделал бесплатно, но на стройматериалы нужно было скинуться. Я предложил собирать по 500 рублей с квартиры ежемесячно, пока не закупим все необходимое. Но народ решил, что это дорого. А не самому же мне на свои деньги стройматериалы покупать?..
Хотя и эта половина когда-то жила сплоченно. Даже влажную уборку раз в неделю проводили.
— У нас здесь весело было, как в «Доме-2». И драки, и интриги. И даже свои тайные лав-стори между заселенцами, — вспоминает мужчина.
На вопрос, когда произошел перелом, Айдер отвечает сразу. Видимо, он и сам неоднократно думал об этом.
— Все пошло наперекосяк после того, как появились первые слухи, что нас будут переселять. Людям просто стало наплевать на то, что будет в квартире. Все ведь думали, они вот-вот уедут.
Странности расселения: алкоголичке квартиру дали, матери-одиночке — нет
— Вообще-то у нас между комнатами нет ни одной капитальной стены. Поэтому слышимость такая, будто от соседей нас отделяет лишь картонка. Когда мой бывший сосед начинал храпеть, ощущение было, что делает он это не у себя в кровати, а у меня. Да и вообще, для жилья эта квартира не приспособлена. Это бывшая поликлиника, а живем мы в ее кабинетах.
Это мне рассказывает уже Татьяна Лобунова. На Детскую она переехала 7 лет назад, тоже из коммуналки.
— В моей бывшей квартире было 9 комнат, 1 ванная, 4 туалета, кухня 20 с лишним метров, три плиты, две раковины и только холодная вода. Но у нас были распределены дежурства. Мама с папой драили коридоры и санузлы по ночам, ведь днем люди ходят и мешают убираться. Причем дежурили «в соответствии с занимаемой площадью». У кого две комнаты — два срока, у кого одна — один. Все логично: больше людей, следовательно, и грязи от них больше.
— А здесь? Почему здесь никто не убирается?
— Мне кажется, то, что происходит сейчас здесь, — это протест. Государство на нас наплевало, и сами жильцы уже давно на себя наплевали. Нет, те, у кого есть дети, естественно, моют места общего пользования. А как иначе?
Актриса и педагог семейного театра «Не-кабуки» (все роли там исполняют женщины, в противовес традиционному японскому театру кабуки, где на сцене были одни мужики) привыкла исполнять и мужские, и женские роли и в жизни. Работает она на износ, в театре пропадает до ночи. И близость к нему при покупке жилплощади для Татьяны сыграла решающую роль.
— Вообще-то за те же деньги я могла купить квартиру-студию на окраине Санкт-Петербурга. Но на дорогу до театра и обратно мне бы тогда пришлось тратить по три часа. А у меня и так на отдых всего 6–7 остается. Квартира нужна была именно на Васильевском острове, но на деньги, что у меня были, приобрести можно было только эту комнату.
В 2011 году коммуналку признали аварийной. Еще через два года вышло постановление за подписью губернатора Санкт-Петербурга Георгия Полтавченко о расселении непригодных для жилья квартир. 1242 квадратных метра на Детской там были под номером 67.
Людей охватил «чемоданный» мандраж. Вскоре жильцы и правда начали покидать ненавистную жилплощадь. Уехавших оставшиеся провожали с радостью. Вовсе не из-за теплых отношений. Просто очень уж странным порядком распределяли ордера.
— Жила у нас, например, одна дама, любившая выпить. Нет, не просто любившая, а считавшая это смыслом жизни. Приняв на грудь, она могла по очереди барабанить во все двери. Или же отодрать доски на полу в коридоре — видимо, искала там заначку. Так ее переселили в отдельную квартиру со стеклопакетами и раздельным санузлом, — возмущается Татьяна. — А в соседней комнате жила Татьяна Пономарева — мать-одиночка, воспитывающая двоих детей. Она одной из первых начала битву с чиновниками за расселение этой квартиры. Потом слегла — онкология. Татьяна скончалась, так и не дождавшись новой квартиры. К детям переехала бабушка — живут в двух комнатах втроем.
Новоселами сделались 10 семей, после чего процесс застопорился. А в 2015 году в коридорах появились рабочие, которые объяснили, что здесь планируется капремонт. Тот самый, после которого в душевых не уходит вода, а в туалете «вырос» унитаз экзотической расцветки. Но, видимо, результат чиновников удовлетворил, потому как аварийность с квартиры хотели уже было снимать.
— Но я провела микологическую экспертизу, согласно которой стены повреждены грибком настолько, что квартира не является пригодной для жизни, — говорит Татьяна. У нее в комнате и правда вся стена покрыта черной плесенью. — Сейчас вот ждем результатов повторной комиссии.
Жильцы этой самой большой коммуналки уже давно стали заложниками своих квадратных метров. Ведь даже продать свои комнатенки из-за аварийного статуса квартиры они не могут, ведь любые сделки с аварийной недвижимостью запрещены.
Но даже если бы статуса не было, процедура продажи была бы непростая. Ведь нужно было бы получить согласие на сделку ото всех прописанных жильцов.
Обитатели коммуналки вспоминают, что в 2008 году появился инвестор, готовый купить всю квартиру целиком. Но грянул кризис. Больше предложений не поступало.
— Это потому, что аппетиты у народа о-го-го: трешку им подавай на Васильевском острове, — снова режет правду-матку Айдер.
— Да нам ни одной смотровой не пришло! — парируют Татьяна и Екатерина. — Мы бы хоть к черту на кулички поехали.
Пока власти думают, что делать с этой коммуналкой, креативные жильцы решили рассказать о бедственном положении мировой общественности.
— Вот думаем экскурсии в нашу квартиру для иностранцев водить. Ведь она тоже достопримечательность города. Только со знаком минус.
ЧТО ГОВОРЯТ ВЛАСТИ
Борис Вишневский, депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга:
— Из этой квартиры расселили только тех жильцов, у кого комнаты были в соцнайме. Собственникам же никто никаких квартир не предлагал. Насколько я знаю, им предлагали комнаты в коммуналках, то есть аналогичное жилье, но в черте промзоны, где жить гораздо хуже. Потому как сама по себе улица Детская — место хорошее. Если же сейчас аварийность с этой квартиры снимут, то людям вообще не на что будет рассчитывать. Они станут обычными очередниками.
— Но ведь эта квартира была в программе по расселению коммуналок.
— На эту программу денег выделили в пять раз меньше, чем было предусмотрено. Я не раз разговаривал на тему расселения этой коммуналки с главой района. «А где я возьму им квартиры, если у меня их нет» — таков был ответ.
— То есть выхода для этих жильцов не видно?
— Только один — найти в бюджете деньги, чтобы все-таки улучшить жилищные условия. Жить в таком помещении невозможно.
Санкт-Петербург — Москва.
Смотрите фоторепортаж по теме:
«Из комнат стараемся не выходить»: жизнь самой большой коммуналки страны
14 фото
Опубликовано в рубрике